ОПОЗДАЕМ – ЗНАЧИТ, ПОТЕРЯЕМ!

15 Мая 2014

В: Геннадий Иосифович, В 2012 году вы давали прогноз о начале освоения арктического шельфа в 2015 году. Как вы оцениваете состояние дел на сегодня, что изменилось?

К сожалению, ничего не изменилось. Кроме начала работы одной платформы Приразломная, которая была поставлена в 2012 году, а потом доводили до рабочего состояния.

Однако, я бы начал с того, что потенциал нашего российского шельфа достаточно велик. Площадь нашего шельфа около 6 000 000 кв. км., из них около четырех миллионов являются перспективными на нефть и газ. Но из названных ресурсов – примерно 100 млрд. тонн нефтяного эквивалента – разведано совсем мало.

По мнению специалистов-практиков приоритет в освоении должен быть за месторождениями полуострова Ямал. В конечном итоге здравый смысл возобладал и газовики приняли такое решение. Вы знаете, что уже в 2012 году введено в эксплуатацию Бованенковское месторождение на полуострове Ямал и построена система газопроводов Бованенковское – Ухта.

Это целесообразно в первую очередь с экономической точки зрения. На освоение Штокмановского месторождения планировалось потратить примерно 50 млрд. долларов, а получить за эту цифру мы могли бы 50 млрд. кубометров газа в год. Затратив те же 50 миллиардов на Бованенковское месторождение, мы получим примерно 140 млрд. кубометров газа в год. Как видите, разница большая.

Когда еще начинался Штокман, речь шла о возможности поставки сжиженного природного газа в США. Открытие сланцевого газа в Америке и особенно то, что цена на него резко снизилась, привело к тому, что себестоимость штокмановского газа с учетом транспортировки получалась примерно 230 – 250 долларов за 1000 кубометров. Это уже неконкурентоспособная цена и продать такой газ Америке мы не сможем.

Поэтому если сегодня серьезно говорить о ситуации с освоением шельфа, то мы – я имею в виду Россию – к масштабным работам не готовы ни технически, ни технологически, ни экономически.

В: Какие проблемы вы отметили бы в первую очередь?

Во-первых, техника. У нас проблемы с судами и платформами. Одну Приразломную строили больше десяти лет, и она стоит значительно больше, чем такая же сделанная в Южной Корее или любом другом месте. У нас есть другие платформы, но они все задействованы, отданы в аренду и т.д. У нас их недостаточно, например, для Сахалина мы покупали старые и т.д. Вспомогательных судов тоже нет. То, что было у нас лет 20 назад – раздали, сейчас и судов советских времен нет. Поэтому, чтобы говорить о шельфе, о его освоении, нам нужна серьезная программа отечественного судостроения. Либо всю технику нужно покупать, а это очень дорого. Один из вариантов решения этой проблемы – привлечение партнеров, как это было на Сахалине. Там мы опираясь на ресурсы других компаний смогли довести добычу до 15 млн. тонн нефти. И добываем газ, и построили завод по сжижению на 10 млн. тонн. Нужно искать точные и эффективные механизмы решения технических проблем.

Во-вторых, технологии. Есть блестящий пример Газпрома: сделали первый опыт подводного окончания на Киринском месторождении на Сахалине. Это, я считаю, одна из наших серьезных побед в плане внедрения технологии. Но так мы обустроили одну скважину, а речь должна идти об иных объемах.

Скажем, Норвегия уже сорок лет работает в этом направлении, у них есть и специальное оборудование и технологии окончания. И этот опыт можно использовать для решения подобных вопросов.

У нас нет никакой нормативной базы по освоению шельфовых месторождений. Я имею ввиду технические регламенты, стандарты. Никого в том винить нельзя. У нас всегда хватало нефти и газа на суше, поэтому мы считали, что пока освоением шельфа заниматься не следует.

В то время техрегламентов не было, но были СНиПы и стандарты. Их было достаточно много и всегда считалось, что наша система стандартизации и регулирования интересная и перспективная, иностранцы завидовали нам. Потом с принятием Закона о техническом регулировании эта система была разрушена, что отбросило нас назад на многие годы.

Сегодня никто не знает, сколько нам нужно отраслевых техрегламентов – четыреста или пятьсот… Сегодня их разработано около восемнадцати, из них внедрено всего несколько. Сейчас занимаемся техрегламентами Таможенного союза. Их двадцать пять, внедрено должно быть сорок восемь. Сколько же их должно быть в принципе, никто не знает. А каждый технический регламент должен быть еще и подкреплен своими стандартами. Есть, например, цифра: для изготовления одной платформы должно быть примерно тысяча стандартов – на каждый болт, гайку и т.д. А кто будет этим заниматься? На сегодняшний день у нас и специалистов таких нет. Поэтому мы должны будем брать зарубежные стандарты или нормативные документы. Другой вопрос, что непременно нужно учитывать нашу специфику. Например, по природным условиям с нашей страной в какой-то мере может сравниться только Канада. Поэтому нужна соответствующая работа по адаптации этих стандартов.

Такую работу, в том числе, призван проводить Межотраслевой совет по техническому регулированию и стандартизации в нефтегазовом комплексе. Возглавлять его поручено мне. Начали с того, что пересмотрели все технические комитеты. Росстандарт пошел нам навстречу, поддержал нас, издал соответствующий приказ, активно работает ТК23. Во всяком случае, в этом комитете есть девять подкомитетов, один из которых занимается проблемами разработки технической документации для работы в арктических условиях. Он недавно создан и пока делает первые шаги.

И, наконец, экономика. Сегодня добыча на шельфе на порядок, т.е. в 10 раз дороже, чем на суше. Если на суше эксплуатационная скважина стоит 2 млн. долларов, то на шельфе она будет стоить 20 млн. долларов. А разведочная скважина все 50 миллионов. Исходя из этого, мы должны сделать основной упор на разработку месторождений на суше. Помимо Ямала у нас есть Восточная Сибирь, там нет добычи и нам нужно туда двигаться. Конечно, добыча в Восточной Сибири будет значительно дороже, чем в Западной Сибири. Но это будет дороже раза в два, и, во всяком случае, в пять раз дешевле, чем на шельфе.

В этом году исполняется 50 лет со дня начала промышленной добычи в Западной Сибири. Именно в мае 1964 года первые баржи с нефтью были отправлены с Шаимского, Усть-Балыкского, Мегионское месторождения на Омский нефтеперерабатывающий завод. Когда начиналась Западная Сибирь, некоторые крупные экономисты говорили, что Тюмень разорит всю страну. Через два-три года себестоимость тюменской нефти стала ниже среднеотраслевой. А потом получили колоссальный эффект. С газом больше поработать пришлось, потому что основной газ у нас на самом севере. Но примерно к 1975 году газ сравнялся в себестоимости с ценой в среднем по отрасли, а потом стал выгодным. Поэтому когда мы говорим об экономике нефтедобычи сегодня, мы можем экстраполировать этот опыт и на Восточную Сибирь.

Это не значит, что шельфом не надо заниматься – надо! – но в плане поиска и разведки. Надо бурить скважины, открывать месторождения, ставить их на баланс. Нужно создавать механизмы, в т.ч. по государственно-частному партнерству. А у нас вопреки логике на Арктическом шельфе запрещено работать частным компаниям. Работают только государственные компании – Роснефть и Газпром. Это, я считаю, ущемление интересов всех остальных компаний. Ведь, например, Лукойл имеет колоссальный опыт работы на шельфе. Вы знаете, они работают на Каспии, на Балтике. Так почему же эту компанию отстранили от работы на Арктическом шельфе? Конечно, у нас госкомпании крупные и мощные, но и они не могут решить весь комплекс актуальных вопросов. Посмотрите, на Сахалине работают частные иностранные компании, и Shell, и Exxon. Почему мы не разрешаем этим же компаниям идти на Север? Без этого, я считаю, мы вряд ли справимся, ведь нужны огромные ресурсы и для поиска и для разведки и для разработки месторождений.

Нужны серьезные инвестиции, а у нас их недостаточно. Все наши инвестиции, например в 2012 году в разведку и добычу нефти составляли примерно 25 – 27 млрд. долларов, а компания Exxon Mobil одна тратит в год двадцать семь, а то и все тридцать млрд. долларов. Одна! Деньги на внедрение новой техники, на разведку могут появиться только из чистой прибыли. А для этого необходимо изменить систему налогообложения нефтяной отрасли, стимулировать развитие предприятий.

В свое время у нас был налог на воспроизводство минерально-сырьевой базы. В постсоветское время его отменили. Это была крупная ошибка, которая привела к тому, что сегодня наша геология находится в провальном состоянии. 20 млрд. рублей, которые сегодня выделяются на геологоразведку нефти и газа явно недостаточны. Вот если бы было 20 млрд. долларов, тогда можно было бы ожидать ощутимых результатов. Конечно, компании и сами кое-что тратят на геологию, но они тратят только там, где работают. А кто же будет заниматься новыми районами?

Еще одна тема, которой обязательно нужно заниматься именно сейчас – международное закрепление прав России на шельф. Его протяженность должна быть подтверждена соответствующими документами, иначе другие страны могут его оспорить. С решением правовых вопросов нельзя опоздать. Опоздаем – значит, потеряем.

Если мы будем иметь запасы – это наше богатство, которое мы всегда можем оценить. Это фактор, который напрямую влияет на капитализацию компаний, на их вес на мировом рынке нефти и газ. Нам нужно думать не о сегодняшнем дне, а о завтрашнем или даже послезавтрашнем, о том, как мы будем жить через 40 – 50 лет.

В: Пожалуй, единственный аспект, который мы еще не затронули – это кадры. Геннадий Иосифович, прокомментируйте, пожалуйста.

У нас была очень хорошая система образования, в том числе и в области профессиональной подготовки. Я могу поспорить с кем угодно, что наши инженеры были на голову выше любых иностранных специалистов. Все это отменили, и сегодня, нефтегазодобывающие компании вынуждены сами заниматься подготовкой специалистов. Например, в Башкирии есть компания ООО «Газпром трансгаз Уфа», одно из крупнейших предприятий топливно-энергетического комплекса Башкортостана. Компания располагает собственным учебным центром, в котором проходят подготовку и кадры рабочих специальностей, и инженеры. Но таких компаний, к сожалению не много. А где же остальные нефте- газодобытчики смогут взять людей, обученных новым технологиям? Например, где взять специалистов, которые смогли бы выполнять подводные окончания скважин? Систему подготовки кадров нужно восстановить. Не случайно В.В. Путин дал поручение о разработке профессиональных стандартов. И наш институт им. Губкина разрабатывает такие стандарты и уже разработаны и представлены на утверждение 10 – 12 стандартов. Так что отсутствие специалистов – серьезнейшая проблема и не только в нашей отрасли.

Мы еще не затронули вопросы международного права на шельф, развитие нефтехимии в стране, проблемы малых предприятий в нефтяной отрасли… Всем этим нужно заниматься. Но в первую очередь мы должны определиться с тем, что все-таки нам нужно в первую очередь – развитие Восточной Сибири или освоение Арктического шельфа – и действовать сообразно принятым решениям.

Для участия и добавления комментариев, пожалуйста, авторизуйтесь или зарегистрируйтесь в системе